Парадоксы Европы – белой, черной и «голубой»

Это позже я узнал, что поездка, в которую отправились представители великолукского образования на весенних каникулах, проходила под девизом «Как прекрасен этот мир». А зацепило меня признание директора лицея № 10 Игоря Буйко: «Я наблюдал закат Европы». Захотелось узнать поподробнее. И получился разговор о парадоксах, которыми сегодня богат Старый Свет.

– Автобусный тур, – рассказал Игорь Викторович, – включил в себя посещение Польши, Чехии, Австрии, Люксембурга и Франции. Поездка была организована управлением образования и носила характер информационно-познавательный. В Париже мы прожили 3 дня. Побывали, в частности, в лицее Julie-Victoire Daubié, расположенном в пригороде – в городке Аржантей.

В лицее обучаются 900 учеников, получающих бесплатное светское образование. Ребята – из близлежащих городков. В среднем на ученика тратится около 12 тысяч евро в год.

Само здание, его строительство и оснащение обошлось государству в 45 млн евро. Работают здесь 80 преподавателей. Учителям запрещено курить, пользоваться мобильными телефонами можно только во время перемен.

Это, так сказать, общая информация. А теперь о том, что нас поразило.

Во-первых, у школы нет спортивных сооружений. Нет также уроков физкультуры и аналога нашего ОБЖ. Рядом с лицеем находятся современные спортивные сооружения, мы еще подумали – какой шикарный лицей! Оказалось, что стадионы и площадки принадлежат соседней спортивной школе. Учебные заведения заключили договор, спортшкола предоставляет свои услуги, сооружения и специалистов. То есть спорту внимание уделяется, но как отдельного предмета его здесь нет.

В самом лицее поразили своей простотой кабинеты. Никаких компьютеров (они стоят только в специализированных кабинетах). Одна доска и цветные маркеры. У учеников в руках – не iPad`ы, а обычные тетради в клетку. Сброшюрованная, большая такая тетрадь – и все. Мы были просто в шоке.

– А что еще заметили интересного?

– Полное отсутствие формы. Кто в чем! Даже в куртках сидели в классах. На уроке философии я насчитал – 6 человек из 24 сидели в «толстовках». Полная свобода.

– Каким показался Вам уровень преподавания?

– Я сделал видеозапись урока философии. Очень простая система построения урока. Учитель только говорил, и лишь один из класса что-то ему отвечал. Все остальные молчали. То есть преподаватель, можно сказать, читал лекцию.

Еще я посмотрел учебник математики в выпускных классах. Уровень нашего седьмого класса. Вообще, сложилось впечатление, что учатся здесь медленно, постепенно. Никакого ЕГЭ, ничего подобного! Но те, кто задумал учиться дальше, в университете, – эти ребята занимаются дополнительно, по индивидуальным программам.

И еще удивил мир толерантности. В одном классе из 22 человек за партами сидели 20 черных. А ведь лицей – обычный.

– Кстати, как сейчас правильнее называть выходцев из Африки? У нас всегда считалось нормальным слово «негр», а вот «черный» или «цветной» – эти определения носили уничижительный оттенок…

– А у них – наоборот. Неграми называть нельзя. Это ассоциируется с колониальными временами, рабским трудом на плантациях, А вот «черный», «белый» – это как-то выравнивает ситуацию. Еще иммигрантов из стран Магриба и Азии называют афроазиатами…

Вообще во Франции очень много чернокожих. Говорят, что до 30% населения страны составляют мигранты. Мы жили в рабочем районе, практически все его население составляют выходцы из Африки. И приезжают в основном представители низших слоев, которые откровенно бомжуют. Очень резкий контраст – современные сооружения и на их фоне – так называемые гувервилли, постройки из подручных материалов, в которых живут нищие.

Живут нахально. Эти люди ничего не хотят делать, ведут паразитарный образ жизни. У коренных французов это вызывает большое раздражение. Дело в том, что огромные средства тратятся на социальную сферу. А это – давление на бизнес. Нам сказали, что несколько тысяч предпринимателей покинули Францию. Не один только Жерар Депардье. Уехали в Великобританию, Швейцарию, другие страны. Потому что правительство, чтобы поддержать те раздутые социальные программы, которые взяли на себя социалисты, резко увеличило налоги.

Вторая проблема. Когда мы въезжали в Париж, я насчитал до ста полицейских автомобилей. Оказалось, в этот день вышла огромная толпа народа, протестующего против легализации однополых браков. И правительство силами полиции защищало меньшинства, которые давят на большинство.

Мы видели одну демонстрацию геев, они почему-то выбрали местом для своего выступления площадь перед храмом. Их было человек 500. Орали страшно. Они были окружены плотным кордоном полиции, которая защищала их. Такое вот достижение сегодняшней Франции… Большинство коренных французов очень тяжело переживает эту ситуацию. По сути, она означает одно – падение рождаемости у коренного населения, наплыв выходцев из стран Африки и Азии.

– Кризис цивилизации?

– Мне в этой связи вспомнился философский труд Освальда Шпенглера «Закат Европы», написанный еще в начале прошлого века. Шпенглер считал, что, когда культура достигает наивысших достижений, начинается ее постепенный спад, и цивилизация скатывается к своей гибели. В этом есть какое-то зерно. Сейчас Европа напоминает такую гедонистическую систему, когда люди достигли всего. Гедонизм – учение о том, что удовольствие, наслаждение в жизни есть главное благо.

Достижения в европейских странах огромные. Особенно во Франции. Такой уровень социального развития нам даже не снился. Там иммигранты, которые приезжают, получают «минималку» 1400 евро. Нам даже говорили: не подавайте этим бессовестным людям, потому что они и так хорошо получают от государства да еще нахально сидят и просят милостыню.

– А чем-то правительство это объясняет?

– Философия у них проста. Говорят – вот была Римская империя, она завоевывала, колонизировала. Но потом империя ослабела и открыла свои границы, но очень хитро. Варвары проникли, стали окультуриваться, превратились в римлян по духу. Вот основа нынешней идеи – пусть Франция станет черной, но она будет французской.

– А она будет французской? Или мы это оценим лет через сто?

– Думаю, уже лет через двадцать в Париже будет большинство черных. Но – французский язык мигранты обязаны изучать. С этим очень жестко. У них даже в метро – все только на французском языке. Никакого перевода, даже на английский. Единственное место, где я нашел по-русски написанное объявление, – у Собора Парижской Богоматери: «Говорите тише!». Это можно даже назвать национализмом или высоким чувством национальной самоидентификации. Хотя мы видим, идет двойное проникновение. С одной стороны – этническое, с другой – «голубые».

– Причем «голубые» – только белые?

– Вы знаете – да!

– Раз уж мы затронули Собор Парижской Богоматери, давайте плавно перейдем к музеям…

– Музей Армии, Дом инвалидов, где похоронены известные французские военные разных эпох, – я всегда мечтал побывать в них, так как давно увлекся наполеоникой. Бонапарт – это персонаж, определяющий эпоху. Красочную, яркую, интересную военную эпоху.

В Париже нашел магазинчик, где продаются сувениры с изображением Наполеона. Что удивительно, на сувенирах у Наполеона различные черты лица! Вот у меня, например, 16 бюстиков Бонапарта – и у каждого свое лицо. И я так и не могу определить – где «настоящий» Наполеон?

– Как в советское время – в каждой национальной республике был Ленин со своими чертами лица…

– Вот-вот. И во Франции в каждом городе свой Наполеон.

О музеях. Мы были в Лувре. Он для меня представился неким статусным объектом. Ощущение такое, что он существует только для того, чтобы кто-то мог потом говорить «Я был в Лувре». А что ты там видел? Никого не интересует. Это не объект вдохновения. Если позволите такое сравнение, то Лувр – это некий базар. Гигантский «Ашан». Толпы двигающихся людей, неработающие кондиционеры и везде предупреждения: «Осторожно, орудуют карманники!»

Мы были в зале, где выставлена «Мона Лиза». Картина по стоимости сопоставима, наверное, со всеми остальными экспонатами Лувра. У нас бы как было в подобном случае? Отдельное помещение, определенный свет, тональность. А здесь – в обычном зале, где куча картин, на стене, под огромным пуленепробиваемым стеклом – небольшая картина. И по бокам – два огромных плаката «Берегите сумки!» Нет ощущения сакральности картины! Такое же впечатление и от Дома инвалидов, где находится гробница Наполеона. Мрамор, из которого сделано ограждение, весь серый, «заношенный». Даже пыль, лежащая на балясинах, – все говорит о какой-то обыденности. У нас бы было не так…

Другой пример. Мы были в Вене, там есть великолепный дворец Бельведер, построеный в начале XVIII века Евгением Савойским. Это один из величайших полководцев своего времени, кстати, на него равнялся и на его примерах учился Александр Суворов, о чем мало кто знает. Так вот, в Бельведере, где сейчас музей, представьте, нет практически ничего, что было бы посвящено Евгению Савойскому! Ни бюстов, ни предметов, принадлежавших великому полководцу. Мне удалось увидеть только какую-то шкатулочку с его изображением – и все! Зато расположена огромная галерея Густава Климта, художника с нетрадиционной ориентацией. Когда я спрашивал, а есть ли что-нибудь, посвященное военным временам, мне отвечали: «no military», «ничего военного». Военная тема у них – не модная.

– Так что же, классики марксизма были правы? Европа загнивает?

– Сложно сказать. Но процесс освоения Европы иными этносами начался. И этот процесс уже не остановить. Где-то это чувствуется меньше, например в Восточной Европе. Эти страны не так богаты и потому не очень пока интересны мигрантам.

Вспоминая Гумилева, можно сказать, что западноевропейское общество уже потеряло свою пассионарность, энергетику и живет проблемами примитивного бытия. Не понимает, что будет уничтожено. Борьбу противоположностей никто не отменял, слабый будет уничножен сильным… К чему это приведет?

Беседовал Константин ЗАВИСТОВСКИЙ

Фото участника поездки Сергея КОЗЛОВА

(гимназия им. Софьи Ковалевской)