Жизнь в эпизодах

Продолжаем публикацию воспоминаний участника Великой Отечественной войны, музыканта и композитора Леонтия Филипповича Амелина, записанных с его слов супругой Таисией Григорьевной в 2006 году. Начало см. в номере за 13 мая 2015 г.

Поход на передовую

Конец февраля 1944 года. Я в пехотном батальоне. Мы движемся к линии фронта. Идем, идем, идем... Наверное, по 50 км в сутки. Иногда засыпаешь на ходу. Ноги идут, а ты спишь. Наткнешься на впереди идущего – проснешься. Большой усталости не чувствуешь, очень велико напряжение.

Наконец мы на передовой. Маленькая станция Зеленая в районе Никополя. Насыпь железнодорожного полотна. На той стороне насыпи – немцы. К вечеру мы окопались, вырыли индивидуальные ячейки. Теперь в этой своей ямке можно до утра поспать. А утром – бой...

Сражение

Бой на передовой линии всегда трехэтажный. Перед глазами сетка светящихся трассирующих пуль. Выше свистят, а затем рвутся мины. На самом верху пролетают дальнобойные снаряды.

Этот бой длился несколько часов. Мы стреляли в немцев, они стреляли в нас. Несколько человек, и я тоже, вышли вперед и залегли у насыпи. Немцы это заметили и стали нас выкуривать – бросать в нас минометные снаряды.

Вдруг один разорвался совсем рядом. Я почувствовал, что-то горячее потекло по ноге – кровь. Значит, меня ранило. Тогда я встал в полный рост и, не обращая внимания, что справа и слева летят пули, пошел, стараясь выйти из боя. Слава Богу, ни одна пуля меня не задела.

Смотрю, ко мне вприпрыжку бежит дед, у него сумка с красным крестом. Это был санитар, который подбирал раненых. Тогда он показался мне дедом, а было ему лет 40. «Дед» подхватил меня и повел к фронтовому санбату.

А там врачи и сестры весело принимают раненых, перевязывают и отправляют в тыл. Меня тоже перевязали марлевой повязкой во всю грудь, сказали что-то веселое и тоже куда-то повезли... Это было 3 марта 1944 года.

Переезд в госпиталь

Как потом выяснилось, в госпиталь меня везли целых 12 суток. Перевозили из одного медсанбата в другой. Я часто терял сознание. Очнусь, а уже в другом месте.

Запомнился один трогательный эпизод. В какой-то хате на полу на тюфяках нас несколько человек. С нами милая девушка, у нее на груди несколько орденов. Она смотрит, кто-то проснулся, и ласково говорит: «Миленький, выпей молочка. Тебе легче будет». Оказывается, она нашла где-то блуждающую корову, подоила ее, и теперь у нее целое ведро молока.

Милая девушка была сопровождающей нас медсестрой.

О госпиталях

В годы войны госпитали были двух типов. Госпитали для легкораненых (ГЛР) – там быстро подлечивали и отправляли на фронт. И госпитали для тяжелораненых (ГТР) – там задерживались надолго. Я лежал в ГТРе в 16-й школе города Днепродзержинска.

Из справки о ранении:

«...получил слепое осколочное проникающее ранение правой половины грудной клетки с открытым пневмотораксом, по поводу чего с 15 марта 1944 г. находился на излечении в ЭГ-1826, где 6 июля 1944 г. освидетельствован военно-врачебной комиссией по поводу остаточных явлений травматического плеврита и наличия инородного тела в легком».

Этот осколок у меня сидит до сих пор. Еще в госпитале один врач-грузин мне сказал: «Леша, осколок свой будешь вырезать, когда будет плохое настроение!»

Меня «украла» авиация

В авиации летчиков мало, но много тех, кто их обслуживает. Там такие подразделения: ГСМ, метеослужба, вещевой и продовольственный склады, авторота, рота охраны, группа техников, обслуживающих самолеты, столовая, клуб. Все вместе это называлось батальон аэродромного обслуживания (БАО).

Из госпиталя мы, выздоровевшие, уезжаем на фронт. А сопровождал нас старшина, в сумке у которого были наши документы. Июль, тепло, едем на открытой платформе товарного поезда. Остановились на станции Знаменка.

Вдруг рядом с нашим останавливается поезд, на котором переезжал БАО. И офицерский вагон прямо против нас. А в двери вагона торчит угол фортепиано. Мои ребята говорят: «Леша, сыграй!». Я спросил у офицеров разрешения. Они: «А ты можешь?» Короче, залез я в офицерский вагон, а там инструмент «Шредер»! С удовольствием играю. Спросили, на чем еще могу. Притащили балалайку, гитару, баян. На всем играю.

Тогда авиаторы взяли моего старшину и у коменданта станции Знаменка написали расписку в том, что рядовой Амелин дальнейшую службу будет проходить в воинской части БАО. Дальше я поехал с авиацией. А авиация всегда передвигалась во втором эшелоне. Нас только иногда доставала дальнобойная артиллерия. Вот так в который раз меня спасла музыка!

В авиации

Теперь я не делаю многокилометровых пеших переходов. Наш батальон аэродромного обслуживания на машинах переезжает с одного аэродрома на другой. Мы в составе 17-й воздушной армии 3-го Украинского фронта. Командующий фронтом маршал Толбухин.

Я живу в клубе. Нас там четверо – еще нач. клуба, комсорг батальона и шофер-киномеханик. У нас маленький клубный автобус, в котором мы и переезжаем. На остановках шофер крутит кино. Я же занимаюсь своей музыкой. В свободную минуту играю, а все поют фронтовые песни. Их было много. Некоторые сохранились до сих пор.

Прошли Молдавию (города Каменка и Бельцы), затем Румынию (Текучи и Тимишоара). В Тимишоаре меня вызвали в политотдел дивизии и спросили, смогу ли я сделать концертную бригаду для обслуживания соседних подразделений. Я заверил, что обязательно сделаю.

И началась у меня интересная работа. Нашлись способные певцы, танцоры и музыканты. Были разговорники – ведущие программы. Даже был один профессиональный клоун – паренек из Средней Азии. Репетировали мы ночью, а днем разъезжали по воинским частям и выступали.

Где-то на дороге в пыли я нашел сборник стихов Петруся Бровки на русском языке. Взял оттуда стих «Ладанка», написал музыку. И с этой песни мы начинали все концерты.

В Румынии

Нам стало известно, что два певца-эмигранта, Александр Вертинский и Петр Лещенко, просят советское правительство разрешить вернуться на Родину. При этом Лещенко обещал дать множество концертов воинским частям, находившимся на территории Румынии. Вертинскому такое разрешение дали. У него была в политическом смысле безобидная интимная песенная лирика.

А Лещенко в оккупированной немцами Одессе пел антисоветские песни. И этого ему не простили. Вернуться на родину не разрешили, а разрешили только выступать в воинских частях.

Дал Петр Лещенко такой концерт и в нашей дивизии. Ему аккомпанировала на аккордеоне красивая молодая девушка. Во время концерта один наш летчик вынул пистолет и хотел эту девушку застрелить, но у него вовремя отобрали оружие. Оказывается, этот летчик жил в Одессе в одном дворе с ней. Она закончила Одесскую консерваторию, пианистка, и тоже участвовала в антисоветских концертах...

Петра Лещенко кто-то убил в Румынии еще во время войны. А Вертинский позже жил в Ленинграде, пел и снимался в кино. За участие в фильме «Заговор обреченных» получил Государственную премию СССР. Умер в 1957 г.

Югославия

Из всех народов тех стран, которые мы прошли, сербы – самые родные. Они нас встречали не просто с радостью – с восторгом!

В городе Банатский Карловец мы подружились с ребятами-сербами. Нас приглашали в гости, они приходили на наши концерты.

Однажды я зашел в городскую управу и встретил там красивую девушку. Она работала секретарем. Звали ее Злата Янков. Ей тогда было 17, а мне 19 лет. Я был у нее дома, познакомился с ее родителями и старшим братом. Это была красивая романтичная дружба. А может, любовь? Когда мы уезжали, она очень плакала, подарила мне свою фотографию. Я ее храню. Она уже выцвела, но мне очень дорога.

Все концерты я сопровождал игрой на стареньком клубном баяне и все время просил командование достать мне хороший инструмент. И вот однажды вызывают меня командир и замполит батальона. Прихожу, а в кабинете сидят три серба и держат новый аккордеон марки «Хонер». Командиры спрашивают, умею ли я на нем играть. Я сыграл им вальс Штрауса. Командиры отдали за аккордеон два трофейных автомата и пистолет.

С этим аккордеоном я на всех фотографиях, где изображена моя концертная бригада.

Венгрия

Из пяти стран, где мы побывали во время Отечественной войны, только народы Югославии не воевали против нас заодно с немцами. Наоборот, когда в Югославию вторглись гитлеровские войска, были созданы отряды партизанского сопротивления. К нашему появлению никаких немцев уже в помине не было. Впрочем, в помине были, потому что много людей у них погибло.

А вот венгры (мадьяры) по отношению к нам были страшно жестокими. Они нас боялись и ненавидели. Так их обработали немцы.

Из Югославии мы перебазировались в Венгрию, в город Секешфехервар. Когда мы там появились, улицы были безлюдны, все жители попрятались в подвалах. И только через несколько дней стали появляться старики. Лишь когда убедились, что мы их не съедим, стали из подвалов вылезать женщины и дети.

В Секешфехерваре на аэродроме мы, то есть наш БАО, обслуживал два авиационных полка, дневной и ночной. Самолеты заправлялись горючим и бомбами, улетали бомбить, возвращались, снова заправлялись и снова улетали. Одни ночью, другие днем. И так беспрерывно.

Иногда ночью меня разбудят: «Леша, приди в летную столовую, поиграй!» Беру аккордеон, иду и играю. Летчики слушают и напевают фронтовые или довоенные песни. Вдруг кто-то сообщает, что один самолет не вернулся, экипаж погиб... Наступает тяжелая тишина.. А потом кто-то скажет «Эх! Сыграй что-нибудь...»

Самые лучшие летчики были те, которые до войны работали в гражданском воздушном флоте. Они, как извозчики, летали в любую погоду. На войне они были асами. Немецкие летчики их боялись. А молодые пилоты, только что окончившие летные училища, летной практики не имели, но потом и они становились героями.

Раненый рояль

Будапешт – это два города по обе стороны Дуная. С западной стороны Буда, с восточной – Пешт.

Жесточайшая Будапештская операция продолжалась около 4 месяцев с конца октября 1944 года по февраль 1945-го. Наши войска громили немецко-венгерские группировки. И все это время авиаполки днем и ночью бомбили врага.

Я оказался в городе, когда наши войска освободили Пешт, а Буду еще немцы и венгры удерживали. Иду и вижу: под обломками разрушенного дома лежит на «брюхе» безногий рояль. А ведь для меня музыкальный инструмент – как живой человек! Я встал на корточки, нажал на клавиши, а он живой, играет... От потрясения хотелось заплакать – от беспомощности ему помочь.

Через 40 лет я рассказал кому-то эту историю, снова ее пережил и тогда написал песню на собственные стихи «Раненый рояль».

Город Папа. Трагикомедия

После освобождения Будапешта немецко-венгерские группировки отшвырнули до самой австрийской границы. Но фашисты совершили контрнаступление и вновь на короткое время захватили город Папа. И тогда венгры стали остервенело убивать наших раненых в госпиталях, расположенных в этом городе. Убивали чем попало, даже закалывали вилами.

А когда наши передовые части снова вошли в город, разъяренные солдаты мстили венграм за это подлое преступление. Они крошили все подряд и даже штыками разрывали в домах перины и подушки. А пух летел по воздуху и оседал на городских улицах.

Дело в том, что венгры спали на перинах, укрывались перинами, так что пуха хватало. Когда мы пришли туда вслед за передовой, вначале подумали, откуда снег? А это безлюдные улицы были усыпаны толстым слоем белого пуха...

***

Мы покидали Венгрию без сожаления. С тяжелым, неприятным осадком. В Секешфехерваре я познакомился с католическим священником. Образованный, полиглот. Правда, ни одного славянского языка не знал. Общались с ним по-немецки. Я использовал мои скудные знания, вынесенные из средней школы.

Этот священник считал русских дикарями. А меня считал исключением. Я, как мог, его разубеждал. Он показал мне географическую карту мира. Все страны окрашены в нормальные цвета, радующие глаз. Только Россия черного цвета.

Конечно, Бела Барток, Ференц Легар, Имре Кальман и великий Ференц Лист с его рапсодиями – венгры, но они никакого отношения к фашизму не имеют!

Финал военной трагедии. Австрия

В ночь с 2 на 3 мая 1945 года меня разбудили возгласом: «Лешка, вставай! Война кончилась!» Я вскочил, схватил аккордеон, выбежал на улицу. А там идет пальба! Из пистолетов, автоматов, ракетниц. Парни и девушки, полуодетые, в чем спали, в том и выскочили. Кричат «Ура! Кончилась война! Победа!» Я играю, все танцуют, обнимаются, целуются.

Оказалось, что наши радисты поймали какую-то волну, кажется, болгарского радио, где сообщали, что Германия капитулировала.

Война – это страшное напряжение. Боль, кровь, смерть. Уверенность вселяли три человека: слово Сталина, голос Левитана и очерки Эренбурга. Это потом мы узнали, какие были направления, как проходили бои и что эта война называется Великая Отечественная...

Я вылечиваюсь от войны

Командование относилось ко мне с уважением. Ежегодно после войны мне предоставляли очередной солдатский отпуск. Это 10 суток плюс дни, необходимые для дороги туда и обратно.

Дома мама всегда кормила меня своим фирменным куриным бульоном. Она просила, чтобы я зарезал курицу. Я брал первый попавшийся нож и отрезал курице голову.

Но с каждым приездом сделать это становилось все труднее. Жалко курицу. А потом я вообще уже не мог ее зарезать и просил об этом соседей.

Так из меня уходила война...

Записано в 2006 году