Великолукский след Иннокентия Анненского

Однако, думается, в город на Ловати поэт приезжал не только по служебной надобности и уже в зрелые годы, но бывал здесь гораздо раньше – в детстве.

Помните, сам Иннокентий Федорович в «Автобиографии» писал: «Как большинство людей моего поколения, если они, как я, выросли в литературных и даже точнее – литераторских традициях, я рано начал писать. Мои брат Н.Ф. Анненский и его жена А.Н. Анненская, которым я всецело обязан моим «интеллигентным» бытием, принадлежали к поколению 60-х годов».

Речь идет, разумеется, о Николае Федоровиче Анненском (1843–1912 гг.) – публицисте, экономисте, одном из руководителей журнала «Русское богатство» и Александре Никитичне Анненской (1840–1915 гг.) – детской писательнице, кстати, она – двоюродная сестра Николая и Иннокентия. Не забудем, в отроческие годы Иннокентий подолгу жил в их доме, а в летние месяцы вполне мог выезжать с Анненскими в Сивцево – имение, которым сначала владела мать Александры Никитичны – Мария Николаевна Ткачева, а потом она сама совместно с братом Андреем.

Обратимся теперь к воспоминаниям Татьяны Богданович, племянницы Александры Никитичны, которая после кончины матери воспитывалась в семье Н.Ф. и А.Н. Анненских.

«Чуть не с младенчества он (И.Ф. Анненский) жил среди книг и с книгами. Знакомые с его поэзией, может быть, вспомнят его стихотворение «Сестра», посвященное А.Н. Анненской и говорящее о том времени, когда ему было не больше 5–6 лет. В те годы их семья, только что приехавшая из Сибири, где родился Иннокентий, еще благоденствовала, и воспитательницей у младших детей жила их двоюродная сестра А.Н. Ткачева, вышедшая потом замуж за Н.Ф. Анненского». И далее: «Иннокентий Федорович очень любил своего старшего брата и не меньше его жену. Мою тетю Александру Никитичну. И когда он бывал у нас, он не мог не отдавать им значительную часть своего времени. Я их тоже любила, и в то же время это мне было как-то обидно.

Мы часто говорили с ними и Владимиром Галактионовичем (Короленко) об Иннокентии Федоровиче, и я хорошо знала, что им не только чужда, но даже враждебна – самое дорогое для него – его поэзия! Мало того, они упорно не хотели верить, чтоб мне искренне могли нравиться его стихотворения. Они воображали, что это просто результат моих родственных чувств и что я только не хочу в этом признаться, чтоб это не обидело его.

Меня чуть не до слез доводила эта нелепая мысль, и мне было обидно, когда он часами просиживал с ними».

И все-таки, делает вывод мемуаристка: «Обоих братьев – хотя жизненные интересы далеко развели их впоследствии – и сестру Марию Федоровну до самой их смерти связывала горячая братская любовь». Это, думается, подтверждается фактом переписки поэта с Н.Ф. и А.Н. Анненскими. Например, он писал Александре Никитичне 16 декабря 1908 года: «Дорогая сестрица, я прочитал отменно скучное произведение Леонида Андреева «Черные маски». Так непринужденно и неторопливо пишешь лишь близким людям!

А как же ответ на вопрос – Иннокентий Анненский и Сивцево? Признаем откровенно: то, что мы говорили по данному поводу, – лишь наше предположение, документальными свидетельствами не располагаем (и может, не будем впредь). Тем более что эпистолярное наследие И.Ф. Анненского сохранилось весьма фрагментарно. Об объеме, содержании и характере его переписки со многими деятелями литературы и искусства, учеными и педагогами, просто близкими ему людьми и разысканные в ряде архивохранилищ письма И.Ф. Анненского, и находящиеся в его архиве ответные послания дают весьма приблизительное представление. Число не разысканных писем, принадлежащих его перу, исчисляется многими десятками.

Не станем пренебрегать свидетельством и сына поэта В. Кривича (В.И. Анненского): «В деревню отец уезжал довольно редко. Здесь ему было и трудно, и скучно – чужды были ее интересы и радости, непривычен уклад жизни».

Тогда откуда пронзительные строки из «Старой усадьбы»:

«Сердце дома. Сердце радо. А чему?

Тени дома? Тени сада? Не пойму».

И почему-то хочется верить, что именно Сивцево, его «старый ....сад с березовой и липовой аллеями и с могучим, в три обхвата, дубом, по преданию, посаженный (Никитой Ткачевым, талантливым архитектором) в день рождения (дочери Александры). Обильный, поросший ряской пруд, к которому не разрешалось подходить (детям), потому что в нем, тоже по преданию, когда-то утонул человек. Длинный, осевший сарай-каретник, где хранилось древнее сооружение из холста и рогожи, именуемое возком...» – вдохновили поэта на первые строки этого мрачного и безысходного стихотворения.

Одно пророчество Анны Ахматовой сбывается – Анненский занимает «в нашей поэзии такое же почетное место, как Баратынский, Тютчев и Фет», но нежелательно, чтобы сбылось другое: «А тот, кого учителем считаю, как тень прошел и тени не оставил». Поэт должен оставить нам не только свои стихи, но и биографию: последняя помогает лучше и полнее осознать его творчество.