История дома – история судьбы

Прошлое – это то, что сплело твое настоящее.

Антуан де Сент-Экзюпери, «Цитадель»

В предыдущих номерах, рассказывая о германском революционере и «немецком Пугачеве», как его называли в 30-е годы, – Максе Гельце, я упоминала любимые темы экскурсий, которые проводила в музее бывшего локомотиворемонтного завода. В разработке этих тем я сама принимала участие. Для меня это был не просто заученный текст, а рассказ, за которым стояли конкретные судьбы, поступки людей, которые я успела узнать и прочувствовать...

Такой темой оказалась и жизнь Великолукского паровозовагоноремонтного завода (ПВРЗ) в 1930-е годы (сейчас сказали бы – в лихие 30-е), когда каток репрессий прокатился по судьбам как известных и прославленных, так и самых обычных людей.

В начале 90-х годов прошлого века открылся ранее невозможный доступ к архивным материалам о репрессированных, активно действовало общество «Мемориал», собирая документы и воспоминания о тех, кто сидел в лагерях или без вести пропал в застенках НКВД. Тогда же в Великие Луки из Ленинграда приезжал сын одного из таких невинно осужденных даже не судом, а «тройкой» – Максимилиана Ивановича Машека, главного технического инспектора Управления Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги на ПВРЗ. Сын собирал материалы о жизни отца.

Мы встретились. Чеслав Максимилианович Машек передал для заводского музея копию справки о реабилитации отца, фотографию сестры. Мы ходили к дому из красного кирпича на проспекте Гагарина, 65, в котором прошло его детство. В начале 20-го века таких благоустроенных домов в городе практически не было, в нем позже располагались противотуберкулезная больница, заводская амбулатория, сейчас это жилое здание. (Примечательно, что именно здесь был первый в городе электрический звонок, любопытные приходили издалека, чтобы увидеть и услышать это чудо!)

В 90-х все рухнуло, на предприятиях пошли сокращения, я тоже попала под эту метлу. Музей ЛРЗ перестал существовать, ненадолго пережил его и сам завод, когда-то градообразующее предприятие.

Должно было пройти два десятилетия, чтобы возродился интерес к истории города среди молодых. Появился исторический сайт – Лукиград.ру, на нем энтузиасты размещают материалы о прошлом и настоящем Великих Лук. Мне захотелось, чтобы горожане узнали побольше и о Максе Гельце, и о семье владельца дома, который уцелел до наших дней и который некоторые считали домом «купца Машека».

В прошлом году мои попытки найти в Интернете питерских Машеков не увенчались успехом. Вернее, упоминаний о них я прочитала немало, но ссылки на какой-то адрес не попалось. Знала, что это династия ученых, даже наткнулась на публикацию диссертации одного из них. А нынче – повезло: с подачи одной заинтересованной великолучанки адрес в Сети нашелся. Я написала, и мне ответил внук Максимилиана Ивановича Машека, Игорь Чеславович.

Не передать словами, какие чувства я испытала, через два часа получив этот ответ! Словно снова вернулась в начало девяностых, только теперь гораздо больше узнала об этой замечательной семье.

Думаю, многих заинтересует рассказ Игоря Машека, который я привожу с небольшими сокращениями.

«После смерти отца (Чеслав Максимилианович умер в марте 1995 г.) было ощущение, что никто уже не вспомнит про нашего удивительного деда – Максимилиана Ивановича Машека. Конечно, отец часто про него рассказывал, в семье есть много фотографий и документов... Все это можно найти, только требуется время.

Расскажу, что помню по рассказам отца. Дом был построен дедом еще до революции (по-моему, в году 1913-м), на наследство, полученное его супругой – Ядвигой Иосифовной Дрейлинг. В нем жили года до 1920–21-го, потом дед, как искренний коммунист (думаю, выхода не было), сдал его государству и построил рядом бревенчатый пятистенок...

В кирпичном доме действительно была туберкулезная больница, там работала дочь Макса Ивановича – Галина Машек, там же заразилась и умерла еще до начала войны.

Старший брат отца, Александр Максимилианович Машек, году в 35-м закончил физико-математический факультет Ленинградского университета и занимался проблемами радиолокации. После ареста деда был отовсюду уволен и смог найти работу только техником на ГОМЗе – там работал до войны. Ушел в ополчение и погиб 9 сентября 1941 г. под д. Горелово, около поселка Пески. По воспоминаниям отца, который чудом увиделся с братом 8 сентября 1941 г., Александр командовал истребительным противотанковым взводом, у него самого был наган с 3 патронами, у бойцов – по бутылке с зажигательной смесью (винтовок не было – вот такая война...).

Отец поступил в 1937 г. в Ленинградский электротехнический институт, проработал там всю жизнь (в блокаде до 42-го, потом после 1946 г. до конца жизни). Бабушка (как и деда, мы с братом никогда ее не видели), Ядвига Иосифовна, попала в немецкую оккупацию, была угнана в Германию, по дороге ушла в леса под Минском – партизанский край, куда немцы не совались, и до конца войны там жила, зарабатывая на пропитание шитьем. Умерла от туберкулеза в 1949 г. уже в Питере. Насколько я помню, сам Максимилиан Иванович был арестован по доносу сослуживца весной 1938-го и был убит в этом же году...

Вот такая была большая семья. Репрессии и война прошлись по ней, как у многих и многих наших соотечественников.

Я, можно сказать, продолжаю дело дяди – Александра Максимилиановича. Вот уже более 30 лет работаю на физическом факультете СПбГУ, он сейчас расположен в Петергофе. Каждый день езжу на работу мимо мест, где погиб дядя Александр (в семье его звали Олесь).

Мой старший брат Александр Чеславович Машек тоже физик – преподает в военном училище, у него уже внуки».

Вскоре я получила еще одно письмо Игоря Чеславовича с ценным вложением – подробной статьей его отца про Максимилиана Ивановича Машека, опубликованной в 1990 г. в газете «Октябрьская магистраль». Но об этом – в следующем номере.

Инна ЗАВАРИНА

Фото Д. МАРКЕВИЧА (Лукиград.ру)