Фашист пролетел

Прочитал в прессе, что Геннадий Зюганов восхищен картинами советского художника А. Пластова. Цитирую: «Особое место в творческом наследии Пластова занимает картина «Фашист пролетел». Художник написал ее в 1942-м, а уже через год она была спецрейсом доставлена в Тегеран и выставлена в зале, где шли переговоры «большой тройки» – Сталина, Черчилля, Рузвельта. Работа настолько поразительна, трагична по своему эмоциональному воздействию, что так же способствовала работе тегеранской конференции».

Я тоже неравнодушно рассматриваю эту картину. Немецкий самолет расстрелял сельское стадо. Две коровы, теленок и пастушок убиты. Лает собака вслед самолету, ветер гнет траву и деревья. Оставшаяся часть стада спокойно пасется, равнодушная к происходящему... Почему-то я сомневаюсь, что картина могла произвести гнетущее впечатление на умнейших представителей эпохи, проводивших тегеранскую конференцию.

Сомневаюсь, потому что видел другое.

В годы Великой Отечественной войны, во время оккупации, наша семья раз семь меняла место жительства. Помню, жили мы у тети моей матери. Населенный пункт на берегу озера, за озером – районный центр, две железнодорожных станции. Бомбили этот город и советские, и немецкие самолеты.

И вот представьте. Мы со старшим братом пасем на берегу озера сельское стадо. В стаде коровы, телята, овцы – как на картине. Брату 12 лет, мне – 6. В небе показались пять немецких бомбардировщиков «хейнкель», они тяжело везли бомбовый груз в сторону города. Но тут из-за облаков вынырнули три наших «лагга» («ЛаГГ-3» считался одним из лучших отечественных истребителей).

Наши самолеты рванулись в атаку. Один бомбардировщик сразу был сбит, взорвался на приозерном болоте – столб грязи поднялся метров на пятнадцать. Остальные стали разворачиваться, сбрасывая свой груз куда попало – в озеро, в болото... Взрывы поднимали фонтаны ила, воды и рыбы.

Я стоял, раскрыв рот. «Осколок поймаешь», – крикнул мне брат и столкнул меня в овраг. Дальше мы следили за происходящим лежа.

Одна бомба угодила прямо в стадо. Погибло две коровы и несколько овец. И началось такое... Оставшийся скот буквально озверел. Раненые, окровавленные, с красной пеной у рта коровы бросались друг на друга. Тела погибших от взрыва животных вскоре превратились в кровавое месиво. Мы с братом не могли разогнать взбунтовавшихся коров.

Брат, изо всех сил орудуя кнутом и палкой, велел мне бежать в деревню за людьми. Но сельчане, видно, чувствуя неладное, уже торопились к нам с веревками и кольями. Насилу растащили взбесившееся стадо. Добрые от природы животные стали от взрывов и запаха свежей крови агрессивными и неуправляемыми.

Хозяева погибшего скота пытались обнаружить что-либо полезное в этой кровавой грязи. А еще, используя различные подручные средства, вылавливали из озера битую рыбу – добыли не одно ведро.

Вот что случалось в нашей местности, после того как «фашист пролетел»...

Николай РЫЖАКОВ, читатель «Нового дня»