1943-й был для меня фатальным...

14 марта человеку, который запечатлен на снимке, исполнился 91 год. Олег Назарович Плиндов – доброволец, участник боев на Западном, Калининском и 3-м Белорусском фронтах. Старший сержант, командир отделения разведки 91-й гвардейской стрелковой дивизии дожил до Победы. За последние годы у него вышло три сборника. Директор школы, преподаватель с полувековым стажем, как и его жена Ольга Петровна, отличник народного образования, он дал дорогу в жизнь многим девчонкам и мальчишкам из города Белыничи, что в братской Белоруссии. Этому человеку есть о чем рассказать молодежи. Ныне Олег Назарович проживает в Гомеле.

Мне кажется, что редко встречаются фронтовики ведущие дневник… Сами понимаете, какой там дневник, когда не знаешь, что тебя ждет на рассвете, после атаки. Но Олег Назарович почему-то делал это. Может, потому, что в глубине души была уверенность: Бог зарезервировал для него место в будущей жизни. А может, потому, что словесность, поэзия всегда его согревали... И, как видите, рядовой участник войны, гвардии старший сержант не только дожил-таки до Победы, но и после нее живет активной жизнью.

Надо ли говорить, какие чувства переживает ветеран в майские дни, такие радостные и в то же время печальные. Ведь мог, как и многие его товарищи, сложить голову под Великими Луками или еще где-нибудь... Как вспоминает Олег Назарович, «если и удавалось между боями прикорнуть в землянке или просто в промерзшем окопе, то почему-то всегда снилась тишина, мама у нашего дома. Это потому, вероятно, что тишины этой мне не хватало все четыре года. А вот теперь наоборот, в снах являются товарищи, которых давно нет на свете, да еще взрывы...»

Вот еще несколько фронтовых записей, часть из которых сделана в дни боев за Великие Луки.

«28 ноября 1942 года. Идет бой за город. Высоты, примыкающие к Лукам с запада, в белых барашках снарядных разрывов. Наши батареи стреляют уже с юго-запада. Штурмовики хищно кружат над окутанным дымом городом. Содрогаются от канонады стены землянок. Шум в воздухе приободряет тех, кто на земле. Отзвуки далеких боев приходят к нам легкими шумами и гулами. Они нам мало чего говорят, внося путаницу в ориентации. Ясно только, что город обходят. Восточная часть его, фронтальная, изувечена артиллерией нашего дивизиона. Пехотинцы лезут на Сергиевскую Слободу. Северные пригороды – одно пепелище…»

«Сорок третий год был для меня фатальным. Трижды я избегал неминуемой гибели. Впервые это случилось на Валдае. Я направлялся с донесением в штаб полка. Шел вдоль берега небольшой речушки. Места эти немцами не простреливались. Река делала крутой изгиб, и тут открывался простреливаемый для снайпера участок. Этого я не знал. Обычно автомат носил на груди, а тут развернул за плечи. Подходя к штабу, возвратил автомат на прежнее место и чуть не обомлел: на стволе была вмятина, приклад расколот. В него угодила разрывная пуля. В штабе полка автомат переходил из рук в руки. Все охали и называли меня счастливчиком. Начальник штаба сказал, что я в рубашке родился.

Второй случай. Шли уличные бои в Великих Луках. Я с небольшой группой разведчиков укрылся в овощехранилище. Крыши над ним не было, да и под ногами хлюпала мерзлая картошка. Неожиданно в трех метрах от нас с характерным свистом упал снаряд. Я стал считать про себя: раз, два, три. Но он не разорвался. Лишь небольшое облако пара стояло над ним.

Бога помянули в страхе дважды,

Зарево стояло в небесах…

Наши жизни – это понял каждый –

У судьбы лежали на весах.

А в третий раз я чудом уцелел на Смоленщине. Была короткая передышка, фронт остановился. Наблюдательный пункт нашей батареи обосновался на чердаке уцелевшего домика в маленькой безлюдной деревушке. Разведчик-наблюдатель Карпов возился со стереотрубой. Рядом с ним примостилась телефонистка Лина Ольшевская. А я, командир отделения разведки, с котелком отправился за водой к криничке. Уже со двора видел, как Карпов для лучшей видимости раздвигал доски фронтона дома. Фрицы наверняка засекли блеск стекла стереотрубы. Прогремел артиллерийский залп, и от нашего наблюдательного пункта ничего не осталось. Двое друзей на глазах погибли, я не избежал легкой контузии.

Весной 1944-го меня сильно зацепило и надолго вырвало из рядов. Шел бой за железнодорожный полустанок под Витебском. Лечение в госпиталях, инвалидность, демобилизация…»

«Вспомнилась весна 1942-го. Когда мы подошли к Великим Лукам, разлив Ловати был такой, что, казалось, небо с ним слилось. Наша батарея – в окружении воды, никаких продуктов нет. Отстреливали нерестующую рыбу, чтобы питаться. Позднее нам сбросили с самолета груз с продовольствием. Большая вода и задержала нас в боях местного значения. Только к середине осени фронт стал продвигаться, начали наступление. К слову, Левитан уже объявил о взятии города, а мы еще недели полторы фрицев там выбивали…

Новый, 1943 год встречали в Великих Луках. Как раз заняли аптеку и захватили в плен немца-аптекаря. Все сбежали, а он остался. Я с ним вел беседу, выяснил, что с Эльзаса родом… По соседству с аптекой был продовольственный склад: шампанское, вина на любой вкус. Так что пришлось охрану выставлять. А позднее вместе с этим фрицем я вещмешок с набором вин в штаб полка отправил, за что и схлопотал от комиссара…»

По случаю приближающегося Дня Победы хочу привести стихи фронтовика Олега Назаровича Плиндова. Стихи эти нам дороги не за поэтику искусную – за правду чувств, за солдатскую их достоверность, пронесенную сквозь десятилетия.

Когда даже в полночь не можется спать,

Висит в небе месяц двурогий,

Приходят тогда мне на память опять

Мои фронтовые дороги...

Идут новобранцы. Телеги скрипят.

Буксуют машины в низинке.

И «юнкерсы» снова нещадно бомбят

Глухой полустанок Пустыньки.

Великие Луки как факел горят.

Упрямо ползут самоходки,

И дзот наш крошит оголтело снаряд

С орудий прямою наводкой...

Я вместе с пехотой, в едином строю

С боями на запад шагаю,

Что б вам подарить в 45-м году

Победу к 9-му мая!

Я б мог погибнуть в сорок третьем,

Не выпуская автомат...

Я б мог погибнуть в сорок третьем,

Где воды Ловати шумят.

Сдавила б холмик камня глыба,

Пожухлой стала бы трава,

И на кресте из нас кто-либо

Вписал бы скорбные слова...

Зимою вьюжило б сугробы,

Носилось низко воронье,

И из родных, поверь, ну кто бы

Признал, где кладбище мое?..

И чья-то б мать склонилась низко,

Проплакав за своих глаза:

Под этим, может, обелиском

Ее и ваши сыновья...

Лежу в окопе, ранен я.

Осколок в теле – он горячий.

И крови вязкая струя

Течет, а я незрячий...

Но я не сдамся, я солдат,

Я соберу остаток сил:

За мной товарищи следят

Из братских,

Нашенских могил...

Андриан ПЕТРОВ