Жизнь в эпизодах

Леонтий Филиппович Амелин известен в нашем городе как музыкант и композитор, автор самой известной песни о Великих Луках «Дарю тебе город». А еще он был участником Великой Отечественной войны, на которую его мобилизовали в 17 лет. Леонтия Филипповича не стало в прошлом году, немного не дожил он до своего 90-летия и 70-летия Победы. Однако сохранились воспоминания, которые несколько лет назад с его слов записала супруга Таисия Григорьевна. Предлагаем вашему вниманию некоторые главы этой рукописи. Выражаем огромную благодарность Таисии Григорьевне за предоставленную редакции возможность этой публикации.

Война. Трагедия города

В первые дни войны немецкие самолеты время от времени прилетали и бросали на Невель «пробные» бомбы. Наступило тревожное время. Люди не знали что делать. Кто-то уезжал из города, другие, на что-то надеясь, оставались. Это тянулось до 8 июля. И вот наконец наступило это страшное 8 июля.

Утром родители, уходя на работу, оставили мне деньги, чтобы я мог пообедать в ресторане. Я пришел в ресторан, заказал обед... И вдруг началось что-то невероятное. Страшный грохот. Клубы пыли за окном. Все потемнело. Это десятки немецких самолетов начали бомбить город. Планомерно его уничтожать. Они сбрасывали свой смертоносный груз на город и улетали на заправку, а потом возвращались, чтобы бомбить снова.

Вдруг в ресторан вбежала мама с криком: «Где мой сын?» Как только наступило очередное затишье, я взял ее за руку и мы побежали в бомбоубежище, которое находилось в соседнем дворе.

Когда бомбежка временно прекратилась, мы вышли на то, что раньше было Ленинской улицей, а теперь это были сплошные развалины. Тут из-за угла выходит отец, он нас тоже искал.

К нашему счастью, мы встретились все трое. Разрушенный город горел. В том числе район, где находился наш дом. Отец сказал, что нашего дома уже нет и нужно уходить из города.

И мы пошли. Только не в сторону вокзала и нефтебазы, которые немцы бомбили, а на другую сторону Невельского озера, в деревню Дубки. И оттуда всю ночь смотрели на пылающий город. Над ним был сплошной огонь, а поверху стелился густой черный дым. И вся эта зловещая картина отражалась в тихом и гладком, как зеркало, озере. Не стало нашего замечательного, как маленькая Одесса, города Невеля...

Эвакуация

Утром 9 июля мы покинули руины города и пошли дальше. Мы не знали куда идти. Шли просто на восток. Мы шли целый месяц. Наш маршрут был: Великие Луки, Андреаполь, Пено, Селижарово, Торжок, Лихославль. По этой дороге шли люди из Прибалтики, из Псковской области, даже с севера Белоруссии. А на пятки нам наступала немецкая армия. Поэтому отец, как штурман, выбирал проселочные дороги. Только в первых числах августа мы оказались в областном центре Калинине.

К нашему счастью, лето 1941 года было сухим и теплым. Все были по-летнему одеты. А у мамы была сумочка с нашими документами. С начала войны все носили документы с собой.

Вот мы идем, а впереди стадо коров и овец. Это скот угоняли от немцев на восток. Отца знали во всей округе. Сопровождающие стадо кричат: «Филипп Егорович, идите к нам!» Скотину уставшую подрезали, коров сдаивали. Поэтому у них мяса и молока было вдоволь. Только хлеба не было.

Так мы и шли от стада к стаду. Даже ночевали у них в стоге сена. Нас догоняла отступающая конная артиллерия. Усталые запыленные солдаты, изможденные лошади, которые тащили тяжелые пушки, Некоторые лошади падали, и их бросали. Я говорю отцу:

– Папа, я попрошу лошадь?

– Да как-то неудобно, сынок, – ответил мой деликатный отец. Я все-таки попросил, и мне отдали лошадку:

– Бери, сынок, она все равно не может идти.

Так у нас оказалась еще одна симпатичная спутница. В ближайшей деревне мы с отцом всю ночь пасли лошадку. К утру она отдохнула, и дальше мы пошли вчетвером. Я вел лошадку под уздцы, за хвостом шел отец, а сзади шла убитая горем мама, потерявшая старшего сына и все, что она нажила в своей жизни.

На каком-то хуторе нам подарили мешочек ржи. Мы с отцом на жерновах этих добрых людей смололи рожь, а мама испекла у них хлеб. Утром мы мешок перевязали пополам – с одной стороны мука, с другой хлеб – положили на спину лошади и пошли дальше. В городе Лихославле лошадку мы продали за бесценок. Скорее это был подарок людям, которые нам понравились.

***

Наконец мы в Калинине. Отец сразу пошел в облисполком доложить о своем прибытии. Там ему выдали зарплату и объяснили, как пройти в эвакопункт.

Немецкие армии в это время двигались в сторону Москвы. В Калинине у людей было возбуждение и повышенная активность. Нас, эвакуированных, встречали с вниманием и заботой. Например, обеды для нас были из семи блюд: несколько закусок, первых, вторых и десертов.

Через пару дней нам сказали, что у пристани на Волге стоит речной пароход, который пойдет по маршруту Калинин – Уфа. Столица Башкирии Уфа стоит на реке Белой, которая впадает в Каму, а Кама впадает в Волгу. Желающие могут сесть на этот пароход и отправиться в тыл. Мы решили ехать до самой Уфы.

На пароходе нашлись активные люди, которые руководили нашей поездкой. С каждой пристани звонили на следующую пристань, и когда мы подплывали, нас встречали ведрами с горячей едой.

Кто-то сказал, что в Башкирии живут люди разных национальностей, но преимущественно башкиры, татары и русские. И вот между Уфой и Стерлитамаком есть русское районное село Архангельское. И там очень приветливые люди. Туда мои родители и решили поехать.

И действительно, когда мы туда добрались, нам сразу дали квартиру в деревянном доме. В ней почти ничего не было, но отец принес откуда-то сноп соломы, бросил на пол и весело сказал: «Вот, ребята, наша первая мебель».

***

В Архангельском мои родители прожили до конца войны. А я – до призыва в армию 4 января 1943 года.

Отец был приглашен на работу директором маслозавода. Несмотря на это, никаких молочных продуктов мы не видели. Отец не умел воровать, и контроль на заводе был тщательный. Время было голодное. В магазине можно было купить только пахту – это отход молочного производства.

Я учился в 9 и 10 классах и работал баянистом в районном клубе. Учились вместе местные и эвакуированные. Местные были русские и латыши (их родители приехали сюда еще в столыпинскую реформу). А эвакуированные ребята были отовсюду – из Риги, Ленинграда, с Украины.

Жили очень бедно. Уральский мороз: плюнешь, а на землю падает льдинка, а я – в ботиночках. Но окружали хорошие люди, и морально мы жили хорошо.

Моя военная дорога

Архангельское – Уфа – Гурьев – Астрахань – Минеральные Воды – станция Зеленая – Днепродзержинск – станция Знаменка – Каменка (Молдавия) – Бельцы – Текучи (Румыния) – Тимишоара – Враца (Болгария) – Банатский Карловец (Югославия) – Секешфехервар (Венгрия) – Будапешт – Папа – Шарвар – Винер-Нейштадт (Австрия) – Кэлэраши (Румыния) – Пловдив (Болгария) – Констанца (Румыния) – Черновцы (Украина).

По этой дороге я шел 8 лет. Меня призвали в армию в 17 с хвостиком, а демобилизовали в 25 – в 1950 году. Я прослужил лишних пять лет солдатом. Было напряженное международное положение, и нас, обстрелянных ветеранов войны, не отпускали – на всякий случай.

Итак, 4 января 1943 года нас, призывников, в военкомате остригли, приписали и сказали, что утром отправят в Уфу на призывной пункт облвоенкомата. После обеда я пошел в школу (мы занимались во вторую смену). Как только наши девочки увидели нас, остриженных, начали громко, в голос, реветь. Уроки отменили.

Вечером в районном клубе состоялся прощальный концерт. Я помню, что играл на баяне вальс Крейслера «Радость любви». После концерта девушки из драмкружка подарили мне кисет, а в нем не махорка, а пачка «Беломора». Папиросы мы не видели потом всю войну. Вечером дома последний ужин с родителями. Я отдал отцу папиросы, а он мне предложил закурить. Я курил при отце первый раз. И последний. Больше я отца не видел.

...В ноябре 1945 года наш авиаполк находился в Румынии. Я получил от мамы телеграмму о том, что отец безнадежно болен. Командование меня отпустило домой. В Невель добирался 10 суток, дороги после войны были ужасные. Я вез подарок отцу – изящный белый аккордеон. Это выручало – меня с аккордеоном затаскивали в переполненные вагоны, чтобы я там играл. Но все равно опоздал. Отец умер на пятые сутки, 14 ноября, от кровоизлияния...

***

5 января 1943-го меня провожали мои бедные родители. От старшего сына Бори ничего нет, и второй сын уезжает на войну. Я как мог успокаивал их, обещал писать. Мы сели в сани. У каждого были «сидоры» (вещмешки) с сухарями. Мороз! А до ближайшей ж.-д. станции Кардаманы 45 км. Лошади тронулись, а родители так и остались на дороге и смотрели нам вслед...

В Уфе на призывном пункте нам сказали: у кого образование 10 классов, поедут в военное училище. Меня направили в военно-пехотное училище в Гурьев. Я отказывался, не хотел становиться профессиональным военным. Но меня никто и слушать не стал.

Гурьев стоит на реке Урал, которая отделяет Европу от Азии. Наше училище находилось в Азии, а в увольнение мы ходили через мост в Европу. Через некоторое время нас решили приблизить к фронту. Курсантов погрузили на нефтеналивные баржи и отвезли в Астрахань.

Я отпрашивался на фронт рядовым солдатом. Не отпускали. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Заболел малярией, опухли ноги. Меня положили в госпиталь и отчислили из училища. После этого рядовым отправили на фронт, как я и хотел.

После моего отъезда из Архангельского было решение наркомпроса – выдать нам аттестаты об окончании 10 классов на основании оценок первого полугодия. Мой аттестат получили родители.

Продолжение следует